Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Первое: Олимпиаду открыли! "Я" - Россия, Россия - это я! Да!!!!
Второе: Российские спецслужбы - на высоте! Молодцы мальчики (девочки?), расцеловать готова - так разложить всех этих западных кукловодов, вытащить на youtube и запустить в эфир по ТВ - да красота! Ибо не фиг!...
Третье: В подъезде делали ремонт, в результате возвращаюсь сегодня с работы, а коридор покрашен в триколор а-ля рюс - бело-сине-красный. Красота! Смотришь - и душа радуется. Знай наших!
Ибо Украина от России - неотделима! И обе - мои родины. Не отдам! Ичтоб никакая западная тварь даже в мыслях не держала! Вот. У меня патриотический дух. Ух!
Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Прелесть какая. Особенно про воблу понравилось.
Мнения иностранных туристов о России
1. Никогда не гуляйте в одиночестве - могут убить. Не носите деньги в паспорте. Если его проверит страж порядка, подумает, что деньги вы положили для него. Не стоит ездить после 7 вечера в метро. Очень много бездомных людей укладываются спать по вагонам. (Путеводитель Travelnotes, США)
2. Бездомные в России совсем не такие, как в Америке, они более трагичны и менее опасны. (Джастин Даймерс, США)
3. Вообще-то ни один разумный человек не пойдет в два часа ночи в магазин за колбасой. Но. количество услуг, которые могут быть оказаны в Москве круглосуточно, внушительно. Постричься в 23:30, полистать книги в 2:00 или купить на строительном рынке дрель в 4:00 - все реально! (Томас Виде, Германия)
4. Метро-убежище бродячих собак и по уши влюбленных подростков, бездомных алкоголиков и раненых ветеранов, туристов и смертельно усталых людей, едущих на работу или с работы. Но в залах есть нечто, рассказывающее историю самой России. Это памятник эпохе коммунистического режима, когда подземные дворцы со сверкающими люстрами, украшенные мозаиками, фресками, скульптурами, возводились для рядов пассажиров. дальше-большеКогда я только приехала в Москву, летняя жара и давка в метро едва не сделали меня трезвенницей. Я не могла вынести зловония, распространяемого пьяными: водка испарялась из их тел вместе с потом, их мокрая кожа липла к моей, как полиэтиленовая пленка. Но тут же я видела, как молодые люди галантно вскакивают на ноги, уступая места старушкам, или как россияне утыкаются в книгу, покуда поезд с ревом несется по туннелю, и понимала, что здесь не так уж и ужасно. (Меган К.Стэк, Los Angeles Times)
5. Двери в московских метро закрываются прямолинейно: если они закрываются, то они действительно закрываются. Даже если между ними кто-то стоит. (Монтсе Аревало, Испания)
6. Прежде всего вы должны научиться произносить это слово правильно - "мьетро" (myetro)! Еще будьте внимательны рядом с хрупкими пожилыми леди, они самые невыносимые люди в метро. В первый раз, когда меня пихнули изо всех сил, я обернулся, ожидая увидеть большого мужика, но столкнулся лицом к лицу с бабулей. С тех пор я начеку. Если вы улыбаетесь в общественных местах, то согласно российской культуре, вы идиот, поэтому в метро должны стоять с взглядом, выражающим угрюмость или крайнюю степень агрессии. (Фрэнк Хансельман, Голландия-Испания)
7. Существует странный вид бабушек (babushkas) у турникетов перед входом в метро. Они сидят за стенами из прозрачного пластика в конструкции около 2м высотой и смотрят на идущих через "билет-барьер". Они в форме, похожей на милицейскую. У них короткие стрижки и хмурый вид. Их работа в том, чтобы наблюдать, как люди проходят через турникеты. Если им кто-то не нравится, они свистят в свисток. Новички в Москве часто отмечают холодность и неприязнь прохожих. Но я понял: это щит. Когда сталкиваешься с ними в жизненных ситуациях, а не в метро, русские радушны и гостеприимны. В метро же каждый сумрачно глядит в пространство. Друг на друга смотрят лишь влюбленные. Но однажды я видел как толпа школьников влетела в вагон. Они смеялись, кричали, толкались - для них поездка была приключением! И тут я увидел, как все заулыбались. Думаю, каждый подумал о чем-то хорошем. (Эдвард Эдриан-Валланс, Великобритания)
8. Меня научили пить пиво с сушеной рыбой - этого я нигде не видел. Сначала не хотел пробовать из-за ужасного вида и запаха, а потом понравилось. Стучать воблой по столу - это очень по-русски и весело. А по настоящему национальный продукт - нарезной батон. Он олицетворение страны - белый, простой, чаще всего не первой свежести, но очень вкусный. Я никогда не видел, чтобы люди пили так много чая. Даже в клубе в 3 часа ночи заказывают чай. (Дик Янсен, Нидерланды)
Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Ну, не только на нем. Великая Уваровская триада - "православие-самодержавие-народность", которые по утверждению графа Сергея Семеновича Уварова являются "собственными началами России..., без коих она не может благоденствовать, усиливаться и жить", о чем писал он Николаю І. Почитать и узнать об этом поподробнее и интересно и познавательно, но уж больно хорошо об этом Толстая в своем ЖЖ расписала и по полочкам все разложила. Весь текст приводить не буду, выложу лишь блестящее по лаконичности и емкости определение исконно русского понятия "авось":
"Авось есть фундаментальное отрицание причинно-следственной связи явлений, неверие в материальную природу вселенной и ее физические законы. Запишите это золотым курсивом."
За остальными компонентами триады - welcome to ЖЖ (ее же).
Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Привет, мои хорошие! Как жизнь?
У нас, в Незалежной Хохляндии - как в сказке с неприличным концом. Только-только толпы гопников перестали бегать по улицам, размахивая флагами и крича "москалей на вилы" (это почему-то называется - свобода, интересно, почему свобода - это обязательно кого-то на вилы?). "Вы заметили, как часто нацисты используют слово "свобода"?" (с)"Девушка с татуировкой дракона" Но раздел/раскол/надеюсь, не беспредел! очень и очень возможен. И, учитывая, как достали уже эти "правые" со своими вилами и погромами, где-то даже желателен. И, кстати, с чего эти отбросы решили, что именно они нас на вилы? Я - так очень даже против, и, если меня разозлить, сама кого-нить готова порвать в клочки - так, чтоб по закоулочкам, и чтоб мало не показалось. Т.ч. пусть берут свои покрышки недожженые - и валят к себе на родину, восстанавливать экологический баланс.
Это, конечно, эмоции. Но вот что меня действительно занимает, так это следующий вопрос. Есть мы, т.е. те, кто работали, работают и хотят работать, чтобы прокормить семьи да и просто чтобы не оскотиниться от безделья (и таких явное большинство!), мы не бегаем по всяким майданам и грушевским, не устраиваем путч, не требуем никого на вилы - нам некогда, да и методы, начиная с 1917-го года, хороших плодов не принесли. Так вот мы - видим и понимаем, что вся эта заваруха на Украине есть всего лишь попытка передела власти, попытка отнять ее у одних, с ней уже сроднившихся, но отнюдь не на благо народа. А на благо ручонок загребущих и глазенок завидущих тех, кто власть отнять пытается. И на этом большая жирная точка. "А народ?" - спросите вы. Ну, конечно, народ, куда ж без него - народ нужен как массовая сила, на недовольных плечах которых загребущие алчные ручонки надеются дотянуться до власти. За это народу обещают - угадайте, что? Свободу! Спасибо хоть не равенство-братство. А еще Европу - прямо там, где вчера рытвины с колдобинами были и загаженные лифты в подъездах. А сегодня - ну, по щучьему веленью - начнется Европа, вот с этого самого места. Сама по себе. И даже усилий прилагать не нужно. И вот те, кого на эту сказку для наивных идиотов разводят, - они ведутся! Бьют себя в грудь руками и свято верят в то, что Европа к ним придет - и будет им счастье.
Господи, откуда берутся любители легкой жизни, которые верят в то, что им на халяву сделают "щастье"? А самим, своими руками - слабо? Как бы так, чтоб ничего не делать, а вокруг тебя все пританцовывали и одаривали товарно-денежно, уговаривая все это взять? От-вра-ти-тель-но.
Из хорошего - съездила в Россиию. За 2 дня успела: а) замерзнуть, как селедка, на 30-градусном морозе так, что поотпадали все ногти (родные), б) заболеть и выздороветь, в) купить три пары сапог и вернуться в Неньку. Вот!
А еще у меня колготки с пингвинчиками - прелесть что такое! Вот
Ума Турман в календаре Campari 2014 В прошлом году героиней прекрасной фотосессии для календаря Campari была Пенелопа Круз, а в этом бренд представляет не менее яркая звезда — Ума Турман. Темой нынешнего календаря стали праздники разных стран (Worldwide Celebrations).
Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Я вернулась из отпуска Потолстела Красота-то кака - теперь почти 50 кг вешу! Прям горжусь Дело в том, что уезжала я полтора месяца назад тощая, как щепка, без сил и даже без связных мыслей - комок нервов, сгусток жажды жизни и отдыха в теплоте и уюте подальше от того места, где эти нервы были растрачены. Все удалось и получилось - и с теплом, с уютом, и с восстановлением нервов и сил, и с хорошими людьми
Итак, отпуск. В этот раз он был суперски насыщенным, вместительным, всячески отдыхательным и позитивным: сначала два моря, потом Вятский огород и баня (в Кировской области), потом любимая "нерезиновая" столица нашей родины и прилегающее к ней Подмосковье (по этому поводу даже анонса не делала, потому что знала, что времени не будет, график был плотным). После московских дорог местные, по-украински "починенные", кажутся дикой пародией, т.ч. про энтузиастов и рельеф* - по-прежнему актуально. В остальном жизнь налаживается.
Фоток и впечатлений масса. Начну пока с моря. Вот таким было Черное море,
таким Азовское.
А весь отчет закинула в ЖЖ, поскольку дайр закрыт давно и, учитывая обстоятельства, надолго, а отчетом делиться надо.
А как у вас прошло лето?
* - Сейчас стало не модно говорить "дурак", это слово заменяют словом "энтузиаст". - Ага. В России две беды: энтузиасты и рельеф.
P.S. Кстати, у нас сегодня День незалежности - типа от вас, наверное. Т.ч. про энтузиастов с рельефом можно прочесть на бис.
Эта легкая и острая на язык итальянская писательница совсем неизвестна у нас в стране. А в Италии и Европе зачитываются ее книгами. Романы Брюнеллы Гаспирини «Он и они», «Он и мы», «Мы и они» стали бестселлерами — они несколько раз переиздавались и переведены на многие языки мира. Брюнелла Гаспирини родилась в 1918 году в Милане и прожила там до самой смерти (в 1979 году). Она окончила факультет классической литературы и философии. С 1950 года Брюнелла Гаспирини активно печатается в различных периодических изданиях. В течение 25 лет под псевдонимом Аннабелла она вела рубрику «Беседа с читателем» на страницах известного итальянского журнала «Corriere della Sera». Часто выступала как кино- и телекритик, писала юмористические хроники и рассказы. Они вышли отдельной книгой — «Мы в семье». Один из этих рассказов в журнальном варианте мы предлагаем вам сегодня.
МУЖ МОЕЙ ЖЕНЫ Брюнелла ГАСПИРИНИ РАССКАЗ
Вечер. Я сижу в баре. Знаю, что надо бы спешить домой, что уже время ужинать, но в баре свежо, хорошее пиво, а я устал. Свежо, хотя я задыхаюсь, как могут задыхаться два десятка людей, вместе взятых. Мое учреждение отвратительно! Все учреждения таковы, но мое особенно. Восемь часов в день выполнять распоряжения трех неполноценных директоров, хотя вполне хватило бы одного со средними способностями. Кроме того, 20 различных замов там, где достаточно троих, чтобы уснуть летаргическим сном. И я среди них! Я, мечтавший о свободной карьере и о зале суда, наполняющемся моим кесарским голосом: «Господа присяжные...» Моя жена считает, что я путаю себя с Перри Мэйсоном. Меня не интересует, что говорит моя жена. Было бы неплохо взять еще пива, а потом уже идти. Если бы вы знали мой дом, вы бы поняли меня. А еще, если бы вы знали девушку за кассой этого бара. Она не просто кассир, она дочь хозяина. Ей едва исполнилось 22, и зовут ее Флоретта. Я узнал об этом с ее слов. Это мягкая, флегматичная блондинка с томными глазами и духами типа лунной ночи в тропиках. Выбивая мне счет, она многозначительно улыбается, поглаживая глаза ресницами, и мелодично позвякивает кассой. Возвращаюсь я отяжелевший от пива и поздно. Между прочим, чего это стоит! Как бы поздно ни было, я прихожу всегда рано. Если бы вы знали мой дом... кажется, я это уже говорил. О, я повторяю: если бы вы знали мой дом, вы бы поняли. И правда, было бы лучше взять еще пива. — Еще, Флоретта,— говорю я. Томные глаза, улыбка, позвякивание и счет, предложенный как цветок. — 300 лир,— шепчет влюбленно она. Такие девушки всегда были в моем вкусе: с крупными формами и без проблем, декоративные и располагающие к отдыху. Глядя на эту Флоретту, возвращаюсь назад, в те годы, когда главной моей заботой было такое стратегическое расположение девочек, чтобы они не встречались друг с другом. Хотя мне не всегда это удавалось. читать дальшеКакие это были прекрасные времена! Достаточно было протянуть руку, и рядом с тобой милая девушка. Мне бы удалось это и теперь, если бы я захотел. Вот смотрите. «Ты не устала, Флоретта?» — спрашиваю я. Острое начало. «О нет. Летом мало людей... и все милые». Улыбка, и операция ресницы. «И закрываю я в десять», шепчет она, пристально глядя на меня. Что я вам сказал? Вот она, эта Флоретта, сидит у меня на ладони. И что же? Вдруг, не знаю почему, я разволновался. Явно не хватало тренировки. «Я выхожу всегда в десять. Каждый вечер». «А... да?» — блестяще отвечаю я. Мало того, теперь я чувствую себя виноватым. Виноватым! Кретин, вот кто я! «И сегодня,— повторяет она,— сегодня вечером я тоже выхожу в десять». «Да? — говорю я (вершина кретинства, не так ли?).— До свидания, Флоретта». Беру сдачу, заглатываю пиво, словно это таблетка слабительного, и убегаю, как школьник, услышавший звонок. Итак, в университетские годы я был атлетом и, кроме того, скажем скромно, не дурен собой. У меня был гарем барышень типа Флоретты: красивых, мягких, томноглазых и с мешком денег. Между нами говоря, мне оставалось только выбирать. Но я с этим не спешил. Мне нужна была свобода. Свободная профессия, свободная любовь, свободная жизнь. Так бы все и было, если бы однажды летом, когда мне исполнилось 23 года (через месяц я получил диплом), мне что-то не стукнуло в голову. Она не была ни красивой, ни мягкой, у нее не было ни томных глаз, ни лиры в кармане. Худая, как гвоздь, спесивая, как лошадь, рассеянная, как десяток рассеянных, с носом, похожим на маленькую запятую над большой запятой — ртом, с костлявыми руками и в очках. Впервые увидев ее, я подумал: «Боже, какая чума». Несколько месяцев я в ярости спрашивал себя, как же это могло случиться, чтобы я, преследуемый мягкими блондинками, терял время, бегая за сумасбродной девчонкой-очкариком, которая никогда не говорила то, чего я ожидал, которая то была рядом, то уносилась на другую планету. Она забывала все обо всем, а плакала и смеялась так, как только могут плакать и смеяться десять человек, вместе взятых. Она мечтала о кругосветном путешествии на воздушном шаре и грызла ногти, в ее облике всегда что-то было не так: или перекручен чулок, или не хватало пуговицы, или в чернилах нос, что-нибудь да не так. А еще у нее было не в порядке с мозгами, но это от рождения. Она никогда не была там, где я думал ее встретить, и я бегал за ней как охотничья собака, становясь посмешищем среди друзей. Когда наконец я ее находил, мы ругались, как сумасшедшие. Я называл ее Данте Алигьери, а она меня Аттлетом (двойное «т» подчеркивало ее презрение). Мы яростно ненавидели друг друга, до тех пор пока на меня внезапно не нашло какое-то затмение. Я словно погрузился в туман, сквозь который прорывался какой-то непонятный, ошеломляющий грудной голос. Именно в таком невесомом мягком тумане я обнимал ее, а она снимала очки. Это был всего лишь незначительный жест, однако настолько интимный и так странно лишенный целомудрия, что у меня замирало сердце, глядя на ее обнаженную рожицу. Я думаю, что именно благодаря этому жесту я на ней и женился. Меня бесила мысль, что в один прекрасный день она может снять очки перед кем-нибудь другим. Представив это, я просыпался ночью в холодном поту и кусал подушку. Так, из-за очков, я отказался от большой карьеры, пошел на первую подвернувшуюся службу, хотя был уверен, что это именно то, что мне надо, и женился. Как вы думаете, что она устроила мне потом? Мало того, что я женился на ней с ее очками, беспорядком и поэзией. Прибавьте к этому всему еще четырех детей, которые появлялись один за другим. Четверо, вы представляете? Хочу заметить, что в девичьи годы она была непреклонным врагом воспроизводства. Тогда она считала, что производить детей — это ускорять перенаселение и коллективное самоубийство. Рожать детей было неморально. Как выяснилось потом, эта теория была для других, гениям все можно. Первые двое были запрограммированы: двое нас, двое детей. По ее мнению, это не было злоупотреблением. По отношению к человечеству — нет. Но по нашим меркам — это было явное преувеличение. Я постоянно видел развешанное в столовой белье, горшки на письменном столе моей жены, тальк в вазочке для сыра, соски, разбросанные повсюду, и тошнотворные кушанья, разбитые колени, бессонные ночи и лавину экстраординарности. Вот что я видел. Наверное, вы начинаете представлять мое положение. Может быть, вы уже понимаете, почему я задыхаюсь, как 20 человек, вместе взятых. Почему, прежде чем идти домой, мне необходимо подкрепиться пивом. Почему, видя девушку типа Флоретты, меня охватывает такая тоска. Да, вы знаете, что моя жена больше не пишет стихов? Хорошо, скажете вы, это уже шаг вперед. Минутку, друзья, минутку. Моя жена не пишет больше стихи, зато она пишет рассказы. Их даже печатают. В журналах с большим тиражом. Их читает консьержка, их читают соседки, их читают девушки у меня на службе и учительница моего первенца, их читают жены друзей и даже жена моего директора. Их читают и плачут. Их читают и смеются. О них говорят. И еще письма, горы писем! Поклонницам моей жены недостаточно плакать и смеяться, они пишут ей письма. Она их читает в затуманенных от удовольствия очках и улыбается, как могут улыбаться десятеро, вместе взятых, а потом кладет их куда попало. Лучшие же послания она прикрепляет к стенам гостиной — столовой — детской — кабинета канцелярскими кнопками, потом иногда перечитывает их, сидя точно как Данте Алигьери, а тем временем в очередной раз подгорает жаркое. А что же я? Меня просто не принимают в расчет. Я хорош только кричать на детей (она этого никогда не делает даже по ошибке), я... О Боже, уже восемь, что же скажет Мини. Не правда ли, милое имя? Сразу же представляешь себе такую ласковую женщину-мышонка. Но это далеко не так. Я никогда не называю ее Мини. Я зову ее Жена, или же Данте, или Двойноглазая, просто «ты», в зависимости от ситуации. Я заканчиваю работу в полседьмого, а уже... В это время она, должно быть, уже вся в мыслях. Как же это я так задержался? Надо бы поспешить. Я влетаю домой, как пушечное ядро. Все в порядке. На полу, прямо перед дверьми, растянулся мой старший сын, читая журнал. «Привет»,— бросает он, даже не глядя в мою сторону. Говорят, что сыновья подражают матерям. В моем доме все подражают матери. Даже посторонние люди, неглупые на первый взгляд, побывав хоть раз в нашем доме, проникаются какой-то беспредельной, неистовой и совершенно непонятной любовью к моей супруге. Они доверяют ей свои душевные тайны, делятся радостями и горестями... Моя жена сочувственно вздыхает, ей жаль всех, разумеется, кроме меня. Проходя по коридору среди хромых трех-колесников и опрокинутых машинок, я натыкаюсь на младшенькую, она в красных трусиках, надетых наоборот, и в слюнявчике по пяты. У нее уже намечаются волосики и носик запятой... Что же меня ждет в так называемой столовой? Там все как обычно. Моя жена сидит за письменным столом и стучит на машинке так, как это могут делать десятеро, вместе взятых. Ее голова повязана наискось зеленым платком (мигрень!), в ушах тампоны из ваты, она в огромных лыжных брюках. В ногах у нее сидит средняя дочь, а средний сын с жестокой ритмичностью пускает резиновые ракеты матери в спину. Не спрашивайте меня, почему в июле месяце моя жена надевает лыжные брюки, я этого не знаю. Это слишком сложные вещи для мозгов несчастного служащего. Она говорит, что именно в этих штанах секрет вдохновения. Они его притягивают. Садясь за работу, она всегда спрашивает: «Где мои магниты?» И вся семья бросается на разыскивание чудесных штанов, которые, как и все другие вещи в этом доме, никогда не бывают на месте. Я смотрю на нее. Лицо спрятано наполовину под огромными очками, а нос в профиль больше чем когда-либо похож на запятую. Я чувствую, как что-то парит вокруг меня, это так опасно напоминает уже известный вам туман, и я делаю шаг вперед. Из-за своих тампонов она не услышала, как я подошел. Я кладу ей руку на плечо, она вскакивает от неожиданности. Она смотрит на меня так, как будто не может сфокусировать на мне взгляд. Когда же наконец ей это удается, она подносит руку ко лбу. Я слышу крик души: «Только не говори мне, что уже пора ужинать». Другие жены, ожидая мужа, изысканно одеваются и с трепетом следят за часами, ломают руки в нетерпении, а когда он приходит, бросаются ему навстречу со светящимися от радости глазами. Передо мной же — нечто в ужасных очках и в ужасных штанах, душевнобольное пугало, ради которого я. Бог знает почему, пожертвовал десятью лучшими годами жизни, а в награду получаю сгоревшее жаркое. Она вздыхает о том, что надо идти на кухню, глядя на пишущую машинку, как изгнанник на родные берега... У нее в мыслях рассказ. А то, что сейчас уже восемь и я голоден, как десяток голодных, а дети грязные, как две сотни грязных детей, и ничего не готово — это ее ничуть не волнует. Ее беспокоит только то, что она не может закончить свой кретинский рассказ. Нет, так не может больше продолжаться, думаю я в ожидании. Если она пишет рассказы, она считает возможным относиться ко мне, как... к объекту. Ужин готов, не прошло и получаса. Он отвратителен, чего и стоило ожидать. Старший сын читает газету, пристроив ее на стакан, старшая дочь ест левой рукой, чтобы правой рисовать сюрреальных чудовищ, младший сын бесследно исчез, а малышка кормит все, что ее окружает: папину руку, мамину руку, десяток игрушек, спрятанных под столом, бутылки, стаканы. Мать грызет ноготь и взирает на всех из бесконечности... После ужина я сажусь в кресло и делаю вид, что читаю газету, стиснув зубы от злости и безмерной горечи. За моей спиной болтовня детей, а таинственное позвякивание и страшный шум говорят о том, что моя жена убирает со стола. Вот она здесь, маленькая и страдающая галлюцинациями, со своим ужасным платком на голове, она похожа на пирата после трехдневной голодовки. Мы смотрим друг на друга. Кажется, можно было бы разрезать ножом остолбеневшее от наших взглядов пространство. «Эй»,— говорит она. Я возвращаюсь к газете. Если она думает, что все можно уладить этим «эй!»... «Эй, ты»,— настаивает она. Я снова поднимаю глаза. На лице, там, где нет очков и запятых, появляются ямочки. «Сейчас она снимет очки»,— думаю я и цепляюсь за ручки кресла, полный решимости не поддаваться. Но она не снимает очков, а протягивает из-за спины руку с машинописными листами. «Если ты хочешь прочитать мой рассказ...» — говорит она великодушно. Я медленно встаю, и мне кажется, что я расту подобно лавине, вокруг начинает плавиться воздух. «Плевать мне на твои рассказы!» — кричу я, как могут кричать десятеро, вместе взятых. Сквозь раскаленное пространство я вижу, как моя жена наклоняется за чем-то, что вовсе не падало. Смеется... смеется надо мной. Это ей наплевать! Я чувствую, что мог бы совершить женоубийство. «Может, ты не совсем понимаешь, о чем я говорю,— трясу я сухую палку (жалкое подобие руки).— Я говорю серьезно. Мне наплевать на твои рассказы и на тебя, придурковатая пиратка». Она вырывается и, размахивая кулаком, кричит: «Тогда убирайся. Убирайся со своим греческим носом, атлетическими плечами и куриными мозгами! Ты только и можешь, что критиковать и грубить! Прекрасно обойдусь и без тебя. Иди же, чего ты ждешь?» «Ничего. Ничего не жду»,— говорю я и, хлопая дверью, ухожу. Она же сказала: «Уходи». Зачем я ей нужен со своим греческим носом и куриными мозгами? Сама сказала ведь. Свободная женщина! Она прекрасно обойдется без меня. Я не искажаю факты. Теперь в бар, к Флоретте, раз я не нужен жене. Судьбе угодно, чтобы я был полезен другой. Судьбе угодно, чтобы мои плечи и нос заставляли опускать глаза пышных блондинок. Судьбе так угодно. Взгляните на кассу, видите? Мне стоит протянуть руку, и, будьте уверены, в этот раз я так и поступлю. Бар наполовину пуст, я еще допью коньяк. Только без четверти десять. Флоретта теперь не только опускает ресницы, но и промокает платочком глаза так, чтобы не повредить макияж, при этом она слегка всхлипывает. «Это страница некрологов?» — спрашиваю я. «Хуже. Это рассказы Мини Личоли, знаете такую? Ой, что с вами? Вы поперхнулись? Посмотрите вверх, мама мне всегда говорила смотреть на птичку, когда со мной такое случалось. Посмотрите на птичку...» Пока я кашлял и смотрел на птичку, Флоретта закончила чтение, высморкалась и подошла ко мне, покачивая бедрами. Я уже забыл, какими бывают молоденькие девушки. 22 года... Поэтому она и плачет над такими рассказиками. Это можно простить. Плачь, Флоретта. Хорошо, хоть ты не плачешь, когда я рядом с тобой. И правда, не плачет. Она улыбается мне, как могут улыбаться десять блондинок, и ласкает глаза ресницами. «Прекрасный вечер»,— говорю я. Для пухленьких блондинок это идеальное начало. «Вы не хотите пройтись со мной?» «Конечно, хочу! С большим удовольствием». Ну вот, она у меня на ладони. «Пойдемте»,— говорю я, галантно помогая ей встать. Я беру ее под руку, и мне уже не больше 23 лет, у меня никогда не было ни жены, ни детей, бездарных начальников и нервных расстройств. Я чувствую себя юношей без прошлого, который просто бредет по пустым теплым улицам под руку с душистой блондинкой. Ее локоть не колется. Он полный, гладкий и навевает тоску. Я уже забыл, какие чувства вызывают эти девичьи локти. Прекрасные чувства навевают меланхолию и будоражат. Только не говори, Флоретта. Но она говорит: «Я давно вас хотела спросить, но все не хватало мужества». «О чем спросить?» — говорю я, пожимая округлый локоть. «О вашей жене. Вы не могли бы дать мне ее фотографию?» О нет, нет! О Боже, это невероятно. Это слишком жестоко, о Боже! «Откуда вы знаете, что я муж своей жены?» — мрачно спрашиваю я. «Мне сказала подруга, она знакома с сестрой своей соседки: она была в баре, когда вы впервые туда пришли на прошлой неделе. Она мне говорит: «Смотри, этот тип с приплюснутым носом и есть муж Мини Личоли». «Да нет же»,— говорю я. «Да, именно он»,— утверждала она. Так я и узнала». Все понятно. Томные глаза, влюбленный голосок, сверкающие улыбки — это все не для меня, а для мужа моей жены. Для мужа умалишенной писательницы! Ты протягиваешь руку к девушке, надеясь, что от твоего прикосновения она растает, а она оказывается поклонницей твоей жены. К тому же сообщает, что у тебя приплюснутый нос. Еще и просит фотографию жены. Понятно, все понятно. Раньше по этому тротуару шел красивый юноша с греческим носом, который поражал своим очарованием, а теперь это куча рухляди. Так как рухлядь не говорит, то говорит снова она: «Я ее буду очень беречь (это о фотографии). Я возьму красивую рамку и повешу ее над кроватью». Фотография с очками над кроватью Флоретты! Бог дураков, посмотри вниз. «Я вашей жене даже написала,— продолжает она.— И получила ответ! Но прислать мне фотографию она не захотела, Говорит, что у нее нет фотографий»,— с сомнением добавляет Флоретта. Но это правда. В те редкие моменты, когда мы можем заняться семейными фотографиями, они посвящаются полностью мне или детям. «Вы красивые»,— говорит жена. О парноглазая, я некрасив. Я существо с приплюснутым носом и опилками в голове. Как ты могла выйти за меня замуж? «Я решилась попросить у вас фотографию. Ведь вы мне ее дадите, может, даже с автографом? Вы знаете, даже если ваша жена не очень красива, это не важно...» Некрасивая! Эта девица Бог знает что о себе думает только потому, что у нее круглые локти и ей двадцать с небольшим. «Кто вам сказал, что моя жена некрасива?!» «Нет, нет, никто,— испуганно забормотала она.— Я просто подумала.., если она не хочет прислать мне фотографию...» А ты не думай, девочка, не думай. Это тебе не к лицу. Моя жена некрасива! Теперь послушай. «Моя жена...» — начал я. Я, должно быть, очень долго говорил. У меня пересохло горло, теперь я молчу. Мне кажется, что я вижу свою жену, рожденную моим голосом, здесь, среди мигающих огней и прогуливающихся людей, такую же оживленную и веселую, как обычно. Я представляю ее очки и запятые, ее нервы, ее беспорядок и веселость, как если бы она была тут. Она здесь со своими забытыми стихами и рассказами, которые заставляют плакать и смеяться всяких Флоретт, со своими кошмарными бифштексами и грязными детьми. Она здесь со своими магнитными штанами и тампонами в ушах, со своими играми, смехом и мигренью. Она здесь со своим маленьким неукрощенным тельцем и со своим огромным, как дом, сердцем. Это огромный дом, полный беспорядка, удальства и веселья. Это мой дом. Парноглазый, впусти меня. «Должно быть, вы ее любите как сумасшедший»,— звучит рядом какой-то голос. Что здесь делает эта желтоволосая, бескровная кукла? «Вы так тронули меня»,— говорит она. И это правда. Это не кукла, это девушка, которая желает добра моей жене. Ты милая, Флоретта, слегка тронутая, но милая. «Вы ведь дадите мне фотографию?» — просит она, вытирая уголок глаза. Да, да, я сделаю тысячу фотографий и дам тебе одну из них, Флоретта, чтобы ты повесила ее над кроватью. «Можешь рассчитывать на меня»,— отвечаю я. «О, спасибо!» «А когда-нибудь я приведу ее саму, вы даже сможете поговорить». «Вы, правда, приведете ее? Обещаете?» Да, да, обещаю. Но сейчас я возвращаюсь домой. Машинка молчит. В детской тихо. Свет погашен. Она сидит в нашей комнате, поджав ноги на стуле и грызя ноготь. Но что это? Она в шикарных очках и ярком женском платье, которое ей чертовски идет. У нее смертельно уставший вид. У меня в душе вздымается волна гнева и благодарности. Я бы хотел сделать для нее что-нибудь такое, чтобы она могла видеть своими двумя парами глаз, чтобы всегда могла потрогать своими измазанными в чернилах пальцами, чтобы могла знать. Всегда. Я бы хотел написать для нее поэму. Поэму любви для моей жены. «Эй»,— говорю я. Это и есть поэма. «Эй»,— отвечает она. Поднимаясь, она протягивает ко мне руки, как потерявшийся ребенок. «Я думала, ты не вернешься...» В этих словах было все, что мне так хотелось услышать. Я раскрываю объятия, и она прячет в них свое маленькое тело и огромное, как дом, сердце. Я прижимаю ее к груди и чувствую, как давний туман обволакивает меня. «Где ты был?» — сонно спрашивает она, уткнувшись лицом в мою руку. «У девушки»,— отвечаю я. Чернеющие глаза вздрагивают за очками и сразу же закрываются. «Какая она?» — спрашивает она уже без сонливости в голосе. Я рассказываю о Флоретте. Томные взгляды, круглые локти, улыбки, но когда я дохожу до кульминации («Вы бы могли подарить мне фотографию жены?»), она распахивает глаза шире очков и, извиваясь, бросается на кровать, смеясь так, как могут смеяться десятеро, вместе взятых. Я тоже корчусь от смеха, и нас уже двадцать. Наконец я крепко обнимаю ее. «Подумать только! Я об этом напишу». Она на полном серьезе способна на это. Способна натянуть сейчас магниты и бежать писать, не отрываясь. А я могу разозлиться за десятерых. Мы оба способны на это. Но я сжимаю в ладонях ее лицо и знаю, что завтра все начнется сначала, как и сегодня, как десять лет назад и как двадцать лет спустя: усталость и споры, радость и слезы, дети и мы. «Привет, Данте»,— говорю я. «Привет, Аттлет»,— вздыхает она. И снимает очки.
Написал памятку для друга, который переводит фанфик с английского. Может, и вам пригодится.
1)По возможности строим фразу так, как говорим по-русски. Пример: For a minute we stared at each other without speaking. Дословно: В течение минуты мы пристально смотрели друг на друга, ничего не говоря. Переводим: Мы с минуту – молча – разглядывали друг друга (возможно, сверлили друг друга взглядом, зависит от контекста))).
читать дальшеAt the same time my eye caught my hand, so thin that it looked like a dirty skin-purse full of loose bones, and all the business of the boat came back to me. В ту минуту я взглянул на свою руку, увидел, какая она тощая, – одни кости, обтянутые грязной кожей – и тут же вспомнил и лодку, и все остальное. Обрати внимание, что мы не переводим 2 слова – purse и business. Дело в том, что по-русски мы бы этих слов просто не сказали. Ни один человек, потерпевший кораблекрушение, не скажет, что вспомнил «лодочное дело» или «дело, связанное с лодкой». А одно лишнее слово появилось – «увидел». Потому что по-русски оно тут «напрашивалось» вместо другого глагола, относящегося не к человеку, а к руке – «смотрелась». Кстати. Мы обычно «пляшем» от субъекта восприятия. Вместо «ее боль ощущалась как своя» мы скорее скажем «я ощущал ее боль, как свою».
2)В русском языке мы употребляем меньше притяжательных местоимений, чем в английском. В смысле, по количеству меньше. В английском это естественно: «Сунул свою руку в свой карман», «Не знаю, что я бы делала без своих крыльев». А мы обычно говорим: «без крыльев». Исключение: если притяжательное местоимение несет дополнительную смысловую нагрузку. «Я не смог бы жить без моей женщины» и «Я не смог бы жить без женщины» – ИМХО неплохой пример. Так что думай и решай сам, насколько в каждом случае важны притяжательные местоимения. Возможно, тут – как раз важны…
3)Английские деепричастные обороты могут запутать кого угодно, поэтому по возможности их лучше «обходить». Особенно если их больше двух-трех в одном месте.
Еще надо учитывать общий тон повествования. Например, можно перевести так: Ворвавшись в комнату, я увидел открытое окно. Но это прямая речь взволнованного персонажа. Возможно, ему лучше сказать: Влетаю в комнату, смотрю – окно настежь.
Ошибка может вкрасться очень коварно: Наблюдая за ними, моя решимость растет. Наблюдает кто? Герой, а не решимость. Об этом забывать нельзя. «Подъезжая к сей станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа» (шутка Чехова на тему тех же оборотов). Стивен Кинг записал фразу (неизвестно чью), которая лично его обрадовала как редактора: «Будучи матерью пятерых детей в ожидании шестого, гладильная доска никогда не закрывалась». Во избежание таких «гладильных досок» надо задать себе вопросы: «что произошло?», «с кем произошло?», «можно ли эту же мысль без потерь выразить через существительное+глагол?».
Деепричастный оборот еще вот в чем коварен. Надо согласовывать по времени деепричастие и связанный с ним глагол. Что когда случилось? Наблюдая за ними, я решился и полетел – не то. Понаблюдав за ними, я решился и полетел – больше похоже на правду. Я летел, не выпуская из виду далекие скалы – правильно. Приземляясь, я увидел внизу стадо разгневанных баранов – правильно, только персонажу – геморрой))))))
4)О, это выносящее всем мозг слово something! Этих самфинов нормальный английский писатель может впихнуть по три-четыре в одно предложение, а на русский такое предложение уже без ста грамм не переведешь. Хотя бы навскидку: I was bored and wanted something to do. Перевод: Я весь измаялся, хотел чем-нибудь заняться. А если самфинов вокруг в избытке? «Я весь измаялся, и хоть бы одно дело нашлось!». Или как-то так. You know something of science – не «ты знаешь кое-что о науке», а «ты немного разбираешься в науке».
Или вот – вольный перевод (а если невольный, будет коряво…): I saw only their faces, yet there was something in their faces--I knew not what--that gave me a queer spasm of disgust. I looked steadily at them, and the impression did not pass, though I failed to see what had occasioned it. «Я видел только лица. При взгляде на эти лица меня всего передернуло – но я не мог объяснить, почему. Сколько я ни всматривался в них, оторопь не проходила. И я по-прежнему не понимал, в чем причина».
Короче, нельзя писать «я чувствовал что-то тяжелое, мучительное, не основанное ни на чем рациональном». Скорее «мне было тяжело, муторно на душе – без видимых причин». Потому что самфины – это зло. И еще этот самфин не всегда значит «что-то», «нечто», «что-то такое» и так далее. Он может значить и «хрен знает». The silly ass who owns her,--he's captain too, named Davies,--he's lost his certificate, or something. Хозяином тут тупая задница. Тоже капитан. Зовут – Дэвис. Вроде без патента плавает, шут его знает. Суть высказывания в том, что капитану нельзя доверять, о нем известно мало, но в основном плохое. У него нет документов, подтверждающих его право командовать судном (видимо, нет капитанского патента). Я не рискнул перевести именно «потерял», так как, возможно, их отобрали) ну не пропил же он их) Or something – в данном случае не значит, что капитан, возможно, потерял не капитанский патент, а что-то иное. Нет. Оно значит, что с исчезновением документов история темная, бог его знает, как оно было на самом деле.
Пока все. Там еще есть куча пунктов, просто – не за один же день все вываливать. Моя главная задача – показать, что подобные сведения очень простые, логичные (их зазубривать не надо, слава Богу, достаточно понять…), а помогают здорово.
Мороженную вишню предварительно разморозить. Из вишни вынуть косточки. В куске мяса острым узким ножом сделать проколы глубиной 2~3см и вставить в них вишню (~0,5 стакана). Мясо со всех сторон равномерно посыпать 1 ч ложкой соли и перцем. Оставшуюся 0,5 ч ложки соли развести в двух ч ложках воды или вишневого сока и одноразавым шприцем сделать мясу инъекции. Фольгу (в 2 сложения) смазать сливочным маслом, выложить мясо и закрепить тройными загибами боковые края. Оставшуюся вишню (включая вишню для соуса) измельчить в блендере или мясорубке. Полученную массу (оставив часть для соуса) выложить сверху на мясо и влить ~0,5 стакана воды. Загнуть верхний край фольги, оставив небольшое отверстие для выхода пара. Мясо в фольге выложить на противень и поставить в разогретую до t=220°С духовку. Готовность говядины можно определить, протыкая ее тонким ножом через оставленное в фольге отверстие. Если нож входит мягко, без характерного скрипящего звука, мясо готово. Если во время приготовления жидкость слишком быстро выкипит и мясо начнет пригорать, нужно залить еще 1/3~1/2 стакана кипящей воды; для этого можно воспользоваться воронкой, вставив ее в отверстие в фольге. Мясо вынуть, развернув фольгу сверху, и положить в кастрюлю, закрыв крышкой, или на тарелку, прикрыв сверху глубоким блюдом. Дать мясу немного полежать и отмякнуть, пока готовится соус. Сделать вишневый соус. На сухой сковороде обжарить муку до легкого потемнения. Выложить остаток вишневой массы. Если в фольге после запекания мяса остался качественный (не горелый) мясной сок, слить его в сковороду с вишней. Загустевший мясной сок можно предварительно развести несколькими ложками горячей воды. Соус проварить при слабом кипении и непрерывном помешивании до загустения. Посолить и при необходимости (если соус чрезмерно кислый) добавить сахар по вкусу. При желании можно добавить специи. Готовый соус после приготовления можно протереть через сито. При подаче говядину нарезать ломтиками и полить соусом.
Не разрушайте мои нервные клетки - в них живут мои нервные тигры.
Я давно хотела об этом написать, но долго не могла подобрать нужных слов. Пока не вышло у меня с одним мужчиной разговора. Мужчина рассказывал мне о своей знакомой. Презрительно выплёвывая фразы, описывал девушку, которая ищет себе обеспеченного мужа, и - о ужас! - искренне убеждена, что обо всей материальной стороне отношений мужчина должен думать сам.
Хотя, мол, девушка эта не имеет такого морального права, потому что стоило бы сначала чего-то добиться самой. Он говорил о том, что это гнусно и неправильно - когда у женщины такое мировоззрение, он говорил о том, что женщина, как минимум, должна пройти весь путь с мужчиной от самого начала, и только потом она имеет право пользоваться благами жизни, которые он заработал... Он говорил, что, в конце концов, если уж на то пошло, то и сама женщина - не безрукая, и тоже должна вносить свою финансовую лепту в отношения. А если она не хочет этого делать - то зачем она тогда такая нужна?.. И что же это, мол, за потреблядство?... (тьфу ты, слово-то какое!)
Я закипела. Я возразила ему, что женщина, конечно, может это всё делать, но исключительно по желанию. Но вовсе не обязана. Ибо думать о деньгах - совсем не женская забота, а уж обеспечить женщину - исконно мужская обязанность. И что веками было так заведено: мужчина должен приносить и содержать. А он, тот с которым я спорила, долго потом говорил мне, что презирает женщин, считающих, что если они женщины, то мужчины им - должны. Он много чего говорил. читать дальше ...и всё терял... терял... терял в моих глазах свою мужскую привлекательность. А в конце своего странного спича выдал одну фразу, после которой вовсе превратился для меня в пустое место. Он, с каким-то гнусненьким злорадством в голосе сказал: "Вы хотели равноправия, так получайте теперь! А то вы хотите прав, но не хотите обязанностей!" И глянул на меня победоносно. Как полное и абсолютное ничтожество.
* * * * * Я вот смотрю сейчас один английский сериал. Декорации - начало века. Аристократия. Красивый дом, красивые женщины, красивые мужчины. Всё дорого и богато. И я смотрю, как там девочек воспитывали. Забота женщины - быть миленькой, хорошенькой, переодеваться к ужину, выбирать себе колье под туалеты, строить глазки кавалерам, украшать собой гостиные и ни о чём не беспокоиться. Кроме того, чтобы удачно выйти замуж (не за бедного фермера, нет!), родить и продолжить род. Это и было веками обязанностью женщин.
А джентльмены пусть уединённо курят после обеда, и отдельно же решают все вопросы. На то они и джентльмены. И никакому джентльмену в голову бы не пришло, что женщина обязана наравне с ним, с мужчиной, думать о том, как увеличить капитал семьи. И о приданом дочкам - тоже. Потому что не женское дело - думать о том, где мужчина возьмёт деньги. Её дело - обставлять гостиную и решать, какие цветы в вазе лучше подходят под обои.
Это было начало века.
А потом по планете большими шагами пошёл феминизм. И вот тут-то стоит кое-что объяснить. Для тех отдельных личностей, которые, по скудоумию своему, не совсем верно понимают, что это.
Феминизм - это не желание женщин быть сильными, нет. Феминизм - это не попытка отобрать у мужчин их силу. Феминизм изначально - это борьба женщин за то, чтоб за ними признали гражданские права. Равные гражданские права с мужчинами. Всего лишь. Те гражданские права, которые должен иметь любой человек, независимо от пола. Борьба за те права, которые никому не причиняют вреда.
За избирательное право, или за право сидеть в каком-нибудь сенате. За право не быть изнасилованной безнаказанно, или, как собственность мужа, так же безнаказанно убитой. За право иметь попечительство над своими детьми, за право самой распоряжаться своей собственностью, если она у неё есть, за право получить образование, за право вдовы не быть выброшенной на улицу родственниками мужа после его смерти.
Это борьба за право иметь возможность выбирать себе путь в жизни. А вовсе не за право сменить гендерную роль. Феминизм изначально, пока его не исковеркали донельзя отдельные бляди, как женского, так и мужского пола, был очень неплох. Он давал гражданские (подчеркиваю - гражданские права) женщине, никак не отбирая у мужчины предназначения быть и оставаться сильным. Добытчиком, опорой и защитником.
Но мужчины почему-то вдруг решили, что этот самый феминизм их в чём-то ущемляет. В чем гражданские права женщины могут ущемить мужчину - мне непонятно. Кто-нибудь из мужчин скажет мне, чёрт возьми, в чем лично его ущемляет право женщины раз в пять лет поставить галочку в избирательном бюллетене или право любой из женщин иметь собственный дом?
Но я слишком часто почему-то слышу от недалеких обиженных жизнью мужчин это злорадное: "Аааа! Вы ж хотели равноправия! Так получите теперь обязанности!" Причём если спросить такого идиота, какие именно обязанности он хочет взвалить на женщину, кроме тех, природных, которые у неё есть - рожать, воспитывать детей и хранить очаг - он заткнётся и не будет знать, что же ответить.
Потому что, в самом деле, о каких обязанностях речь идет? Что, в самом деле, имеют ввиду мужчины, когда говорят про обязанности женщин? И чем так не дают жить отдельным упырям наши гражданские права? Как ущемляет мужчину право женщины сидеть в думе? Если она, конечно, туда пробьётся. В чём ущемляет мужчину желание женщины сидеть рядом с ним на лекциях в ВУЗе? Мне правда непонятно.
Но я знаю зато, какую обязанность эти недалекие хотят на женщину свалить. Эта обязанность - иметь яйца. Хотя яиц-то у мужчин никто не отнимал. И не просил.
* * * * * Так вот - началось всё с борьбы женщин за свои гражданские права. А потом подтянулись войны, забирающие самых сильных, самых отважных мужчин, переносящие женщин от будуаров к станкам... и прочая дрянь, которая поставила всё с ног на голову.
И пошли наши бабы укладывать шпалы и нести, нести тяжелыми вёдрами в общий котёл эту пользу для общества. Впрочем, что им оставалось, если в какой-то момент самых сильных мужчин поубивали? А надо было выживать.
И когда жизнь стала снова налаживаться, быть может, женщины и рады были бы вернуться в будуары, но вдруг почему-то стало по умолчанию считаться, что женщине ничего не делать, кроме того, чтоб быть красивой женщиной, украшением гостиной, продолжательницей рода и хранительницей очага - это паразитирование и, простите, я скажу это тупорылое слово, которым так любят бросаться современные мужчины - потреблядство. И как-то вдруг стало считаться нормальным, что женщина должна наравне... наравне с мужчинами вгрызаться в жизнь, пробивать, чего-то добиваться, пахать (пусть не так физически сильно, ибо невозможно), и вносить свою финансовую лепту. Иначе она - бесполезна.
И как-то презрительно стали вдруг все относиться к женщинами, желающим жить за спинами сильных мужчин. И мужчины начали массово снимать с себя ответственность.
И незаметно расплодилось слишком много всяких неправильно воспитанных людей. Людей, у которых стёрто понятие гендера и различий, с этим связанных. Люди эти прут против природы, получают по носу, но всё равно прут. И само понятие феминизма - возможность иметь гражданские права - исковеркали донельзя. И вместе с правами зачем-то по умолчанию взвалили на женщину странную обязанность, о которой никто не просил. Обязанность тоже иметь железные яйца. Впрочем, мужчины сами часто с удовольствием их отдают. Видно, ноша тяжела.
И вырастают каждый раз новые поколения: мальчиков, искренне уверенных, что сильным быть не надо, сойдёт и так; и поколения девочек, которым ничего не остаётся, кроме как нести свои тяжеленные вёдра в котёл общественной сознательности. И нормой стало для женщины чего-то добиваться. Иначе однажды кто-то скажет про неё презрительно "да она ноль, пустое место"...
И знаете, меня пугают мужчины, которые искренне - искренне, блять! - считают, что женщина не имеет права что-то у него просить. Меня пугают мужчины, которые могут позволить себе презрительное: "Она что, считает, что раз она женщина, так я ей должен?". Потому что за этой презрительностью кроется вовсе не то, что они хотят показать. На самом деле они показушно презирают таких женщин, потому что прикрывают этим собственную неспособность нести ответственность за двоих.
Просто эти мужчины не могут позволить себе содержать женщину, это такая психология бедности у них, и им ничего не остается, кроме как вопить о том, как они, мол, презирают женщин которые хотят "сидеть на шее".
А на самом деле вопрос не в том, что женщина должна сама для себя зарабатывать и ничего от мужчины не хотеть, а в том, что шея у этих мужчин слаба, не потянет эта шея двоих. Сломается она. И именно в таких мужчинах - адская смесь из собственной несостоятельности и неспособности быть мужиком находит выражение в частенько высказываемой вслух гаденьким злорадным тоном фразе: "Ааа, вы ж хотели равноправия, так получайте теперь"... А за всем этим стоит собственное мужское бессилие.
Сильным мужчина, не утративший мужского, такого не скажет. Бессильный и несостоявшийся - да. Они не могут быть сильными мужчинами не потому, что не хотели бы, а потому, что попросту не могут позволить себе такой роскоши. Они не могут позволить себе роскошь - слабую женщину, о которой нужно заботиться.
Но поскольку эти мужчины не могут честно признаться себе в том, что неспособны и не тянут - они начинают обвинять в своих личных бедах феминизм. Не понимая при этом его смысла, да.
Если выразиться аллегорично (я подчеркиваю - аллегорично), то не аристократы они, мужчины эти, а крестьяне, у которых баба тоже работать должна, чтоб им всем выжить. Аристократы и крестьяне - это не по статусу, а по психологии. Но вместо того, чтобы это просто признать, они начинают вопить это своё про какие-то там придуманые ими самими женские обязанности. Впрочем, за весь опыт моей тридцатилетней жизни, так никто и не смог сформулировать - что именно он имеет ввиду под теми самыми женскими обязанностями, кроме рождения детей и содержания дома?
Но напрочь забывают они, что дом этот ей должен обеспечить именно мужчина. И никак иначе. Что именно мужчина должен подогнать ей бригаду оплаченных людей, которые выравняют стены и положат плитку на пол, дорогую красивую плитку, которую выберет она. Именно мужчина должен принести в дом мамонта, чтобы она могла приготовить из него обед. Для него же, для добытчика. И именно мужчина должен баловать свою женщину красивой одеждой и дорогой косметикой, чтобы она была красивой для него.
Потому что это природная привилегия женщины - найти себе теплое место и не беспокоиться больше ни о чём, кроме воспитания своих детей. А "ты всего должна добиться сама" - это чушь, ересь и невыносимый бред. Потому что для того, чтобы добиваться - есть мужчины. И единственно правильная позиция для женщины, это: "Я девочка, и я не хочу ни о чём думать, я хочу новое платьице".
А мужчины-крестьяне, пусть находят себе таких же крестьянок. Тем более, их сейчас полно.
* * * * * А теперь, чего уж, про дур женского пола. Девочки, если вы думаете, что не позволяя мужчине за себя расплатиться, или самостоятельно напяливая на себя пальто, пока он стоит рядом, вы имеете вид гордой и независимой феминистки - не обольщайтесь. Вам навязали такое исковерканное понимание, а вы повелись. Это не феминизм. Феминизм - это то, о чем я писала выше. Равные гражданские права. Возможность раз в пять лет поставить галочку в избирательном бюллетене. А когда женщина примеряет на себя яйца и хочет выглядеть крутой и сильной - это не феминизм. Это крестьянство. Когда баба должна быть самостоятельной рабочей единицей.
Женщину, воспитанную с этой самой крестьянской психологией, под стать мужику крестьянину, который массово у нас, у которого шея слаба, отличает от аристократки внутренний страх. Страх, что если на неё потратятся, то она будет должна. Такая женщина-крестьянка, сидя в ресторане с мужчиной, будет суетливо пытаться разделить счет и всунуть свою часть денег. И потом гордо скажет где-то в компании таких же дур: "А зато я ничего ему не должна!" И дуры поддакнут.
А если он, всё же, настоит на том, чтобы оплатить, она сама отравит себе вечер. Мыслями о том, что она должна будет сделать взамен, чтоб отработать потраченные на неё деньги?
Забывают они, эти женщины, что везде в природе есть такая штука - ухаживание. И он - именно он, самец, должен продемонстрировать: насколько он готов быть сильным для неё. А её задача - выбрать самого достойного. Или развернуться и уйти, если принесённая им веточка окажется не слишком большой. В конце-концов, хотят они, мужчины, этого, или нет, но женщины имеют большую видовую ценность. И мужчина эту ценность сначала должен заработать.
И когда мужчина намекает вам, что вы должны быть заинтересованы в, скажем научно, спаривании с ним не меньше, чем он сам, а потому хорошо бы вам нести все траты пополам; или - о ужас! - имея на вас виды, вдруг заявляет вам, что он вам ничего не должен, кроме своего присутствия, знайте: он попросту слабый мудак. И держаться от него надо подальше.
А уж тех, кто, гордо поглядывая, заявляет: "Вы ж хотели равноправия, так получите теперь!" - и вовсе стоит немедленно кастрировать. Род продолжать им точно ни к чему. ________