Всю ночь снился Александр Васильевич, Анна Васильевна, смута, тревога, борьба, война. И хоть я понимала, что не судьба, не выйдет у них/у нас победить большевиков и весь этот сброд, но где-то была надежда, что "а может быть?.." Но даже сон не дает мне ниточки-лазейки для другого исхода истории - события 17-го года прочно отпечатались на подсознании.

Интересно, а что бы я делала? Бежала бы в Париж? Или пошла бы медсестрой в госпиталь? Не знаю, и дай Бог никогда не узнать этого.
Любая война - ад, самая страшная из всех мужских забав. Но то, что "заварили" тогда, в 17-м, для меня, лично для меня, позор и оскорбление.
Да, я знаю о благородной цели, которая бродила много лет по лучшим умам, подготавливая почву для нового, светлого, лучшего. И да, я тоже хочу, чтобы все были счастливы, и не было бы униженных и обездоленных. И Чернышевский, и "новые люди", и человеколюбие - все это очень здорово и даже правильно, потому что цели ставит хорошие, благие. Но "благими намерениями..."
Уж больно реализация этого светлого замысла оказалась страшной и губительной для всего лучшего, что в человеке было.

Я смотрела "Адмирала" и наслаждалась - нет, даже не Хабенским, который хорош и настолько правдоподобен, что забываешь о "Дозорах", о 21-м веке, да и, собственно, о том что, она, революция эта, таки да, таки уже свершилась, и даже не красавицей Боярской, которой, безусловно, гордятся родители - я наслаждалась поведением героев-актеров, тем, как они говорят друг с другом, не зависимо от обстоятельств, тем, как не теряют лицо, тем, как принимают решения, думая о других, и не ставя свои - даже не корыстные, а просто личные - интересы на вершину пирамиды. Любовалась их взглядами, прикосновениями, движениями, осанкой, которые гораздо красноречивее любых слов, тем, как они запрещают себе думать плохо о другом человеке, тем, с каким достоинством принимают ситуацию.

Мне в этом кошмарном историческом перевороте самым ужасным видится даже не гибель тысяч людей, не расстрелы, не самосуд, и не красно-белые, которые с одинаковой жестокостью вербовали мужиков в солдаты, а истребление вот этих лучших человеческих качеств, многократное затирание всего, что напоминало бы каждому о его достоинстве, благородстве, чести. Мне глубоко противна эта кухаркина власть, выбираемая из всякого отребья, которое буквально лопается под натиском внутренного "г", весь этот "совок", который теперь надо десятилетиями вычищать из сознания, из жизни, отовсюду. И работы здесь так много, что впору еще одну революцию устраивать, в реверсивном направлении.
Вот только воспитание никакими революциями не вобьешь: это сломать можно быстро, а построить заново обычно много больше времени занимает. Т.ч., господа, воспитываем и воспитываемся, иного выбора у нас нет.


"…В минуту усталости или слабости моральной, когда сомнение переходит в безнадежность, когда решимость сменяется колебанием, когда уверенность в себе теряется и создается тревожное ощущение несостоятельности, когда все прошлое кажется не имеющим никакого значения, а будущее представляется совершенно бессмысленным и бесцельным, в такие минуты я прежде всегда обращался к мыслям о Вас, находя в них и во всем, что связывалось с Вами, с воспоминаниями о Вас, средство преодолеть это состояние."


"Милый Александр Васильевич, далекая любовь моя… Я думаю о Вас все время, как всегда, друг мой, Александр Васильевич, и в тысячный раз после Вашего отъезда благодарю Бога, что Он не допустил Вас быть ни невольным попустителем, ни благородным и пассивным свидетелем совершающегося гибельного позора. Я так часто и сильно скучаю без Вас, без Ваших писем, без ласки Ваших слов, без улыбки моей безмерно дорогой химеры."